Последняя мицва

  … Мы ехали умирать в Английскую больницу… Да, я не оговорилась – ехали умирать – мы! А вернулась я одна… Я медленно умирала вместе с ним в нашей комнате…. Это очень страшно – жить в камере приговоренного к смерти! Не знать, когда исполнится приговор…. Играть роль беззаботной девочки и пытаться, как только можно, украсить его последний – месяц? день? час? И стараться запомнить его – на всю жизнь…

 

 …Мы ехали умирать в Английскую больницу. Пятым автобусом. Отец уже ничего не ел почти три месяца.

– Как ты себя чувствуешь, папа? – с ужасом и всё-таки с надеждой спрашивала я.

 

– Отлично, дочка! Знаешь, я как будто летаю! мне сейчас так легко….Я совсем не голоден. Только – страшно хочется пить….Эта жажда похожа на мираж, который был у меня в Каракумах… Ночью меня страшно мучила жажда. А потом – как будто на меня пролился дождь… Я пил его и захлёбывался водой. Проснулся – подошёл к крану и пил – долго… И уснул – такой счастливый! – В ту ночь у него последний раз открылось сомкнутое горло…

 

…Мы ехали пятым автобусом. С каким жадным восторгом он оглядывался по сторонам: «Боже, как растёт наш город! Какой же он красивый! Как мне здесь дышится легко…. Смотри, какие они – н а ш и   горы! Я наконец-то почувствовал себя дома. Я только начинаю жить… Ну что же ты плачешь, глупышка! Не бойся – я никогда не умру!…»

 

И вдруг в окно автобуса он увидел упавшего человека. И резко сказал: «Мне немедленно надо выйти!» – Тебе плохо, папа? – ужаснулась я. Я ведь ничего не могла ему дать – ни воды, ни лекарства…. Он был зацементирован изнутри. Замурован заживо.

 

 – Нет, мне хорошо! Плохо – ему!  Мы вышли у «Каньона». Возле  остановки лежал пожилой человек в потёртом сером пиджаке. А люди равнодушно отворачивались и спешили – мимо…  «А может он просто пьяница?» – «А если даже и пьяница – вдруг у него плохо с сердцем?»

 

 …Мы поднимали его голову   с жидким    венчиком седых слипшихся волос и поили его водой из бутылки . А потом отец всё-таки протолкнул ему в рот валидол… Постепенно человеку стало легче. Потом я остановила такси, и мы посадили его. Отец долго собирал мелочь по всем своим необъятным карманам.

 

 – Слава Б-гу! – ровно три шекеля! Только – мне на обратную дорогу уже совсем не осталось денег… Ну, неважно! Ты ведь заберёшь меня потом…

 –Конечно, папа! – хотя я знала, что  о т т у д а  не возвращаются…

 

Но он всё-таки вернулся! Теперь я понимаю, что эти последние три шекеля медной мелочью были его последней «цдакой».    И он не просто голодал – это был пост – и поэтому он длился так долго… А за то, что перед смертью он вышел из автобуса – поднять человека – ему была подарена отсрочка. Ровно семь дней. Как семь дней творения! В больнице ему вдруг стало лучше. Словно ничего не было. Это было чудо, неслыханный щедрый подарок – нам двоим. И я тут же забрала его домой. Эту последнюю нашу неделю мне не забыть никогда…. Мы еще никогда не были так счастливы! Как он радовался всему – улице, дому!   И сразу же бросился убирать и чистить аквариум. И варить. Ему вдруг, впервые в жизни, захотелось зафаршировать рыбу. И он сделал её – для меня, ведь сам он не мог даже попробовать… Эту рыбу я потом ела одна, когда сидела по нём «шиве»…. А тогда он обзвонил всех наших близких. И собрал всех! Он был уже настолько тонок, что казался прозрачным и невесомым. – Дочурка! Мне сейчас так хорошо! Я  к а к  б у д т о   л е т а ю !…